Инстинкт смерти. Часть 2:Концепция Зигмунда Фрейда и отношение к инстинкту смерти современных психоаналитиков

Концепция фрейдистской психоаналитики

Для альбома Sole & DJ Pain 1 см. Death Drive (альбом).

В классическом Фрейдист психоаналитическая теория, то влечение к смерти

(Немецкий: Todestrieb) это водить машину к смерти и разрушению, что часто выражается в таком поведении, как агрессия, принуждение к повторению, и саморазрушение.[1][2] Первоначально это было предложено Сабина Шпильрейн в своей статье «Разрушение как причина появления в бытии»[3][4] (
Die Destruktion как Ursache des Werdens
)[5] в 1912 г. Зигмунд Фрейд в 1920 г. в
За пределами принципа удовольствия.
Это понятие было переведено как «противостояние эго и смерти. инстинкты и сексуальные или жизненные инстинкты «.[6] В
Принцип удовольствия
, Фрейд использовал множественное число «влечение к смерти» (
Todestriebe
) гораздо чаще, чем в единственном числе.[7]

Влечение к смерти противостоит Эрос, тенденция к выживанию, размножению, сексу и другим творческим, производящим жизнь побуждениям. Влечение к смерти иногда называют «Танатос»в постфрейдистской мысли, дополняя» Эрос «, хотя этот термин не использовался в собственной работе Фрейда, скорее введенный Вильгельм Штекель в 1909 г., а затем Пол Федерн в настоящем контексте.[8][9] Последующие психоаналитики, такие как Жак Лакан и Мелани Кляйн защитили концепцию.

Терминология

Стандартное издание работ Фрейда на английском языке смешивает два термина, которые в немецком языке различаются: Instinkt

(«инстинкт») и
Trieb
(«драйв»), что часто переводится как
инстинкт
; например, «гипотеза
инстинкт смерти
, задача которого — вернуть органическую жизнь в неодушевленное состояние «.[10] «Это приравнивание
Instinkt
и
Trieb
вызвало серьезные недоразумения «.[11][12] Фактически Фрейд ссылается на термин «Instinkt», явно употребляемый в другом месте,[13] и поэтому, хотя понятие «инстинкт» можно в общих чертах назвать «побуждением», любые эссенциалистские или натуралистические коннотации этого термина следует отложить. В некотором смысле влечение к смерти — это сила, которая не является существенной для жизни организма (в отличие от «инстинкта») и имеет тенденцию денатурировать его или заставлять его вести себя так, как иногда противоречит интуиции. Другими словами, термин «инстинкт смерти» — это просто ложное представление об инстинкте смерти. Этот термин почти повсеместно известен в научной литературе по Фрейду как «влечение к смерти», и лакановские психоаналитики часто сокращают его до просто «влечения» (хотя Фрейд постулировал существование и других влечений, и Лакан прямо заявляет в Семинаре XI, что все влечения являются частичными для влечения к смерти).[14] Современные переводы Пингвина Фрейда переводят
Trieb
и
Instinkt
как «драйв» и «инстинкт» соответственно.

Самоубийство как политический протест

Холодное и взвешенное решение принять смерть может быть актом доброй воли или даже формой протеста.

10 июня 1963 года в филиалы американских газет в Южном Вьетнаме пришло сообщение, что на следующий день на одной из площадей Сайгона (ныне Хошимин) произойдет нечто важное. Многие журналисты проигнорировали это известие, но некоторые все же явились 11 июня в назначенное время и место. На одном из оживленных перекрестков Сайгона появились трое буддийских монахов. Один положил на дорогу подушку для медитаций, другой сел на нее в позу лотоса. Третий монах достал из багажника канистру с бензином и облил сидящего. Тот, закончив читать мантру, достал спички и поджег себя. Монахи, просто прохожие и даже полицейские совершали простирания (вид полного поклона в буддизме). Один из монахов несколько раз прокричал в мегафон на вьетнамском и английском языках: «Буддийский монах совершил самосожжение! Буддийский монах стал мучеником!»

Мученика звали Тхить Куанг Дык. Актом самосожжения он выразил протест против действий властей Южного Вьетнама, которые преследовали буддистов.

Последние слова Тхить Куанг Дыка известны из оставленного им письма: «Перед тем как сомкнуть глаза и устремить взор к Будде, я почтительно прошу президента Нго Дин Зьема проявить сострадание к народу и обеспечить религиозное равенство, чтобы сила нашей родины была вечной. Я призываю Досточтимых, преподобных, членов Сангхи и мирян-буддистов проявить организованную солидарность в самопожертвовании ради защиты буддизма».

В этот период в стране буддизм исповедовали 70-90 % жителей, однако сам президент Нго Динь Зьем был католиком. Он обеспечивал своим единоверцам преимущества в карьере, бизнесе и распределении земель, а буддистов всячески дискриминировали.

Католические священники формировали вооруженные отряды, насильно крестили людей, разрушали и грабили пагоды.

В начале мая 1963 года власти запретили пронесение буддистского флага в Хюэ. Верующие проигнорировали запрет: в день праздника толпа протестующих направилась к правительственной радиостанции вместе с флагом. Власти открыли огонь, было убито несколько человек. Но в насилии Нго Динь Зьем обвинил Вьетконг — коммунистическую армию Северного Вьетнама. В знак протеста против действий правительства Тхить Куанг Дык публично покончил с собой.

Журналист Дэвид Халберстам из The New York Times, который был очевидцем самосожжения в Сайгоне, писал: «Я не мог плакать из-за шока, не мог писать или задавать вопросы из-за растерянности, не мог даже думать из-за того, что был ошеломлен… Он не повел ни единой мышцей, не издал ни звука, пока горел; его явное самообладание резко выделялось на фоне рыдающих людей вокруг него».

За репортаж об акте самосожжения Халберстам вместе с фотографом Малькольмом Брауном получили Пулитцеровскую премию (а Браун — еще и приз World Press Photo).

Происхождение теории: За пределами принципа удовольствия

Основная статья: За пределами принципа удовольствия

Основная посылка Фрейда заключалась в том, что «ход психических событий автоматически регулируется принципом удовольствия … [ассоциированным] с избеганием неудовольствия или производством удовольствия».[15] Три основных типа противоречивых свидетельств, которые трудно объяснить в таких терминах, заставили Фрейда в конце своей карьеры искать другой принцип в психической жизни. вне

в принцип удовольствия- поиск, который в конечном итоге приведет его к концепции влечения к смерти.

Первой проблемой, с которой столкнулся Фрейд, был феномен повторения (военной) травмы. Когда Фрейд работал с людьми с травма (особенно травмы, полученные солдатами, возвращающимися из Первая Мировая Война), он заметил, что субъекты часто имеют тенденцию повторять или воспроизводить эти травматические переживания: «сны, происходящие в травматических, имеют характеристику многократного возвращения пациента в ситуацию его несчастного случая»,[16] вопреки ожиданиям принципа удовольствия.

Вторую проблемную область Фрейд обнаружил в детских играть в (такой как Форт / Да

[Вперед / сюда] игра, которую играет внук Фрейда, который инсценирует и повторно инсценирует исчезновение своей матери и даже себя самого). «Как же тогда его повторение этого мучительного опыта как игры согласуется с принципом удовольствия?»[17][18]

Третья проблема возникла из клинической практики. Фрейд обнаружил, что его пациенты, имеющие дело с подавленными болезненными переживаниями, регулярно «вынуждены повторение

вытесненный материал как современный опыт вместо …
вспоминая
это как нечто принадлежащее прошлому «.[19] В сочетании с тем, что он назвал «принуждением судьбы … встречается [в] людях, все человеческие отношения которых имеют одинаковый результат»,[20] такие свидетельства привели Фрейда «к обоснованию гипотезы о принуждении к повторению — чего-то, что казалось бы более примитивным, более элементарным, более инстинктивным, чем принцип удовольствия, который он отвергает».[21]

Затем он намеревался найти объяснение такого принуждения, объяснение, которое некоторые ученые назвали «метафизической биологией».[22] По словам самого Фрейда, «далее следует предположение, часто надуманное предположение, которое читатель рассмотрит или отклонит в соответствии со своими индивидуальными предпочтениями».[23] В поисках нового инстинкта парадигма такое проблематичное повторение он нашел в «стремление в органической жизни восстановить прежнее положение вещей

«[24]- неорганическое состояние, из которого возникла жизнь. Из консервативного, восстановительного характера инстинктивной жизни Фрейд заимствовал свое влечение к смерти с его «давлением, направленным к смерти» и вытекающим из этого «отделением инстинктов смерти от инстинктов жизни».[25] видел в Эросе. Влечение к смерти затем проявилось в отдельном существе как сила, «функция которой состоит в том, чтобы гарантировать, что организм будет следовать своим собственным путем к смерти».[26]

В поисках дальнейшего потенциального клинического подтверждения существования такой саморазрушительной силы Фрейд нашел это путем пересмотра своих взглядов на мазохизм, который ранее «рассматривался как садизм, обращенный против собственного эго субъекта», — чтобы допустить это. «там мог бы

быть такой вещью, как первичный мазохизм — возможность, которую я оспаривал «[27] перед. Однако даже при такой поддержке он оставался очень неуверенным до конца книги относительно предварительной природы его теоретической конструкции: того, что он называл «всей нашей искусственной структурой гипотез».[28]

Хотя статья Шпильрейн была опубликована в 1912 году, Фрейд первоначально сопротивлялся этой концепции, считая ее слишком юнгианской. Тем не менее, Фрейд в конечном итоге принял эту концепцию, а в последующие годы широко развил предварительные основы, которые он заложил в За пределами принципа удовольствия

. В
Эго и Идентификатор
(1923) он развил свой аргумент, чтобы заявить, что «инстинкт смерти, таким образом, мог бы выражаться — хотя, вероятно, только частично — как
инстинкт разрушения
направлено против внешнего мира ».[29] В следующем году он более четко разъяснит, что «либидо призвано сделать инстинкт разрушения безобидным, и оно выполняет эту задачу, в значительной степени отвлекая этот инстинкт вовне … Инстинкт тогда называется деструктивным инстинктом. инстинкт мастерства или воля к власти »,[30] возможно, гораздо более узнаваемый набор проявлений.

В конце десятилетия в Цивилизация и ее недовольство

(1930), Фрейд признал, что «Вначале я лишь в предварительном порядке выдвинул взгляды, которые я здесь разработал, но со временем они настолько овладели мной, что я больше не могу думать иначе. «.[31]

Зачем маги хотели освободиться от плоти

Культура и мифология смерти уходят корнями в ранние системы противопоставления двух фундаментальных, равных между собой мировых сил: Бог и дьявол в религиозном сознании, ментальное и физическое — в философском, черное и белое — в бытовом. Этот дуализм в восприятии жизни и смерти во многих культурах выражен через понятие времени.

Земному рождению предшествует смерть; умирая, тело воссоединяется с землей, а душа — с высшим духом. Смерть также означает возрождение, и эта идея отражена в древнем символе — драконе (змее), который кусает себя за хвост.

Он встречается в ряде культур, но стал известен под названием, который дали ему греки, — «уроборос». Смысл этого символа формулируется как «начало там, где и конец». Его используют в алхимии, гностицизме и даже в психоанализе для обозначения самопорождающего процесса саморазрушения и плодородности.

Другой аспект смерти — это неизвестность, непостижимость, ведь «оттуда» еще никто не возвращался с конкретными свидетельствами. Отсюда мифологическое сознание берет идею всеведения мертвых — ведь умерший приобщается к тайным знаниям богов и таким образом сам становится объектом поклонения. Культ предков был распространен в античном мире, на Древнем Востоке, в Центральной Америке, а также у древних славян. Обожествленный предок покровительствует своей семье, к нему обращались жрецы и колдуны за предсказаниями будущего или в поисках сакрального знания.

Из этой формы шаманизма берут начало ритуалы некромантии — практической магии, которую использовали для установления контакта с умершими или гадания на трупах.

Согласно «Естественной истории» Плиния Старшего, магические обряды создал Заратустра в Персии, магия также существовала в Вавилоне и затем распространилась в греко-римском мире.

Страбон в своем труде «География» говорит о «заклинателях смерти» как о главных предсказателях среди персидских магов.

В египетских магических папирусах описывается ритуал призвания духа покойника. Египтолог Роберт Рихтер считает, что подобные практики не были заимствованы из других традиций, а развились из коренных верований и обрядов.

Чтобы узнать больше о магии, философы Пифагор, Эмпедокл, Демокрит и Платон пускались в длительные путешествия, а возвратившись, рассказывали о том, что увидели, причем, как считал Плиний, больше всего способствовали распространению магических учений работы Демокрита. Самое древнее художественное описание ритуала некромантии можно найти в «Одиссее» Гомера.

Следуя указаниям волшебницы Цирцеи, Одиссей отправляется в подземный мир, чтобы узнать, как ему вернуться домой в Итаку. Гомер подробно описывает сам ритуал. Прибыв ко входу в царство мертвых, Одиссей и его спутники роют яму и приносят над ней в жертву животных, их кровь призывает духов умерших. Затем путешественники совершают подношение подземным богам Аиду и его супруге Персефоне. Цель Одиссея — призвать тень прорицателя Тиресия. Он является и, напившись черной крови, дает Одиссею ответ.

В Средние века занятия магией и наукой не сильно различались. Многие люди верили, что можно узнать будущее, наблюдая за звездами, и астрологи благоденствовали при королевских дворах как важные советники по многим вопросам. Астрология даже преподавалась в университетах и считалась высшей ступенью математики и неотъемлемой частью медицины. Алмихия и некромантия были предметом неменьшего интереса ученых мужей Средневековья. Они верили в некую сверхъестественную силу слова священных текстов, считали их тайнописью и толковали Библию аллегорически. В каждом числе в Священном Писании они видели мистический смысл и полагали, что во всякой букве сокрыто знание, с помощью которого можно управлять всеми процессами во Вселенной.

Итальянский мыслитель Пико делла Мирандола настаивал на том, что магические и каббалистические (происходящие из иудейской мистики) учения лучше любых других наук доказывают божественность Христа.

Немецкий гуманист Иоганн Рейхлин связывал буквы в Святом Писании с отдельными ангелами. Вдохновившись трудами Рейхлина De verbo mirifico и De arte cabbalistica, Агриппа Неттесгеймский провозгласил: тот, кто знает истинное произношение имени Яхве, имеет «мир в своем рту». Оккультные работы Агриппы высоко оценил каббалист 19 века Элифас Леви, который описал общение с духом греческого философа Аполлония Тианского как ритуал с магическими знаками и предметами, результатом которого становится сомнамбулический транс.

Личный астролог и советник королевы Елизаветы I Джон Ди, имевший репутацию мага, однажды заявил, что у него есть магическое зеркало, способное показать судьбу. Но ему ничего не удавалось в нем разглядеть, пока некромант Эдвард Келли не предложил себя в качестве медиума. Позже Келли заявлял, что через магическое зеркало с ним говорят ангелы на языке Еноха (впрочем, потом его обвинили в шарлатанстве).

По мнению всех этих мистиков, если бесплотная сущность освободится от рамок смертного разума, то сможет постичь то, что лежит за гранью человеческого восприятия.

Идея о том, что плоть является лишь помехой в достижении сакрального знания, присутствует и в аскетических практиках различных религиозно-философских учений.

Первоначально, в Древней Греции, аскетизмом называли упражнение в добродетели. Оно заключалось в самоограничении и воздержании от удовлетворения некоторых потребностей человека — в пище, одежде, сне, половой жизни, а также отказ от развлечений, опьяняющих напитков.

Считалось, что благодаря таким практикам человек преодолевает себя, растет в познании Высшего и достигает полноценной духовной жизни.

Представитель школы религиозного экзистенциализма Николай Бердяев понимает аскезу как метафизический и религиозный принцип и формулирует две основные формы аскетической метафизики. Первая — это признание мира и жизни злом, как в индуизме, считающем мир призрачным и злым; предельное выражение такой философии — буддизм. Иная форма аскетической метафизики встречается в Греции — это, например, неоплатонизм, проповедующий избавление от материального мира. Греческая философская мысль всегда видела источник зла в материи, хотя понимала ее иначе, чем Декарт и мыслители 19 и 20 веков. С этой точки зрения, низшее (материя) не может быть поднято до высшего (дух).

Аскеза здесь означает отсечение духа от материального начала: «злую» материю нельзя победить или преобразить, можно лишь отделиться от нее.

Помимо духовной аскезы Бердяев также рассматривает аскезу спортивную и революционную. По его мнению, от спортсмена требуется серьезная тренировка — не только телесная, но и душевная, потому что он рискует жизнью и должен быть психологически готов к смерти. Рассуждая о революционной аскезе, Бердяев обращается к «Катехизису революции» Нечаева и пишет, что революционер — это обреченный человек, у которого нет личных интересов, потому что всё в нем захвачено одной страстью.

Философия

Смотрите также: Философия «воли» у Шопенгауэра

С философской точки зрения влечение к смерти можно рассматривать в связи с работами немецкого философа. Артур Шопенгауэр. Его философия, изложенная в Мир как воля и представление

(1818) постулирует, что все существует по метафизической «воле» (более ясно,
будет жить
[32]), и это удовольствие подтверждает эту волю. Шопенгауэра пессимизм привело его к мысли, что утверждение «воли» было негативным и аморальным делом из-за его веры в то, что жизнь приносит больше страданий, чем счастья. Влечение к смерти, казалось бы, проявляется как естественное и психологическое отрицание «воли».

Фрейд хорошо знал о таких возможных связях. В письме 1919 года он написал, что относительно «темы смерти [что я] наткнулся на странную идею через приводы и теперь должен читать всевозможные вещи, относящиеся к ней, например, Шопенгауэра».[33]Эрнест Джонс (который, как и многие аналитики, не был убежден в необходимости влечения к смерти, помимо инстинкта агрессии), считает, что «Фрейд, похоже, попал в положение Шопенгауэра, который учил, что« смерть — цель жизни »». .[34]

Однако, как сказал Фрейд воображаемым одиторам своего Новые вводные лекции

(1932): «Возможно, вы пожмете плечами и скажете:« Это не естествознание, это философия Шопенгауэра! »Но, дамы и господа, почему бы смелому мыслителю не догадаться о чем-то, что впоследствии подтверждается трезвым и кропотливым подробное исследование? «[35] Затем он добавил, что «то, что мы говорим, даже не является подлинным Шопенгауэром … мы не упускаем из виду тот факт, что есть жизнь, а также смерть. Мы признаем два основных инстинкта и ставим каждому из них свою собственную цель». .[36]

Муравьи и власяницы: зачем христиане себя истязали

В раннем христианстве аскетами называли тех, кто проводил жизнь в уединении и самоистязании, в постах и молитвах.

Традиционное самоистязание часто встречается в различных культурах. У индейцев племени сатере-маве в Бразилии существует обряд посвящения мужчин, в течение которого юноша должен терпеть болезненные укусы муравьев. Праздник в честь индуистского бога Муругана, предводителя войска богов, включает в себя ношение обуви с гвоздями.

Широко известен исламский праздник Ашура, его отмечают все мусульмане, но смысл его различается в разных ответвлениях религии. Сунниты считают десятый день мухаррама знаменательной датой: именно в этот день Всевышний создал Адама, завершился Великий потоп и пророк Муса (Моисей) спасся из Египта. А вот для шиитов это день скорби по религиозным мученикам, прежде всего по Хусейну ибн Али. Траур длится первые десять дней месяца мухаррам, а кульминация траурных церемоний приходится на день Ашура. 10 октября 680 года, в битве при Кербеле были убиты имам Хусейн, его брат Аббас и 70 их сподвижников. В память об их мученической смерти шииты устраивают религиозные мистерии — тазии, которые включают в себя самобичевание, символизирующее страдания Хусейна перед смертью. Во время ритуала верующие бьют себя кулаками в грудь и наносят себе по спине удары занжиром — цепью с прикрепленными к ней лезвиями. Каждый такой удар вспарывает кожу и оставляет кровавые раны. Некоторые мужчины надрезают себе кожу на голове, и их лица заливает кровь.

У христиан религиозное самоистязание появилось под влиянием традиций древних иудеев, которые носили грубую одежду из козьей шерсти в знак печали и памяти об умерших.

Носить вретище или власяницу должны были все близкие родственники умершего, в особых случаях эти одежды из жесткого волоса не снимали даже ночью.

В Средние века власяница — это обязательный атрибут монашества. Монахи и причащающиеся надевали эту одежду в знак смирения и бренности плоти. Страдания из-за постоянной чесотки и раздражения кожи нужно было преодолевать силой духа и молитвой. Ношение власяницы было неотъемлемой частью служения Богу, а раны на теле воспринимались как свидетельства страданий за Христа и его веру.

Преданность вере, выраженная в самопожертвовании, — единственное оправдание добровольной смерти (то есть самоубийству) в авраамических религиях и восточных религиозно-философских учениях. В христианстве, иудаизме и исламе суицид порицается, так как помимо убийства предполагает грех уныния. Кроме того, в христианстве самоубийцы лишаются отпевания, и грех может быть прощен, только если человека признают безумным.

Культурное приложение: Цивилизация и ее недовольство

Основная статья: Цивилизация и ее недовольство

Фрейд применил свою новую теоретическую конструкцию в Цивилизация и ее недовольство

(1930) к трудностям, присущим Западная цивилизация- собственно говоря, в цивилизации и в общественной жизни в целом. В частности, учитывая, что «часть инстинкта [смерти] направляется во внешний мир и выявляется как инстинкт агрессивности», он видел «склонность к агрессии … [как] величайшее препятствие для цивилизации». .[37] Необходимость преодолеть такую ​​агрессию повлекла за собой формирование [культурного] суперэго: «Мы даже виновны в ереси, приписывая происхождение совести этому отвлечению агрессивности вовнутрь».[38] Присутствие после этого в индивидууме суперэго и связанное с ним чувство вины — «Цивилизация, таким образом, обретает власть над опасным желанием индивидуума к агрессии, … создавая в нем агентство, которое будет следить за ним»[39]- оставляет постоянное чувство беспокойства, присущее цивилизованной жизни, тем самым обеспечивая структурное объяснение «страданий цивилизованного человека».[40]

Фрейд установил еще одну связь между группа жизни и врожденной агрессии, где первая более тесно взаимодействует, направляя агрессию на другие группы, идея, позже подхваченная групповыми аналитиками, такими как Уилфред Бион.

Зачем богу приносить себя в жертву

Центральная идея космогоний во многих культурах — идея «изначальной жертвы». Любой акт творения подразумевает некую жертву в цикле рождения и перерождения и отождествляет человека с космосом. Жертва — это еще и акт повиновения божественному провидению через предложение себя божьей воле, искупление. Согласно мифам разных культур мир был создан из частей объекта жертвоприношения.

У древних германцев младшие боги убивают своего прародителя ледяного великана Имира и из частей его тела создают Вселенную: из плоти — сушу, из крови — воды, из костей — горы, из зубов — скалы, из волос — лес, из мозга — облака, а из черепа — небесный свод.

В шумеро-вавилонской мифологии богиня соленых вод и олицетворение первичного хаоса Тиамат погибает в битве с богом Мардуком, когда тот стрелой расчленяет ее на две части. Из ее тела он творит мир и становится верховным божеством. Из нижней части он сделал землю, из верхней — небо, из глаз — реки Тигр и Евфрат, а хвост Тиамат стал Млечным Путем.

Когда человек приносит себя в жертву, приобретенная духовная энергия пропорциональна значимости потерянного. Жертвенными могут быть все формы страдания, если они осознаны и приняты всем сердцем. Физические и негативные знаки жертвы (увечье, бичевание, самоуничижение и жестокие наказания или несчастья) — это символы и составная часть устремлений духовного порядка.

Самопожертвование божества является архетипичным мотивом в мировой культуре. Аргентинский драматург Хорхе Луис Борхес в своей типологии сюжетов называет самоубийство бога одной из четырех историй, которые человечество постоянно пересказывает. Остальные три — это истории об осаде обреченного пасть города (Троя), о возвращении домой (путешествие Одиссея) и о поиске сокровища (Святой Грааль, Золотое руно).

Самоубийством божества (помимо распятия Христа) Борхес называет миф о жертве верховного бога скандинавов Одина, самую загадочную фигуру в пантеоне. У него один глаз: свое око Один отдал великану Мимиру в обмен на возможность испить из источника, дающего мудрость. Жертва же, о которой говорит Борхес, изложена в «Речи Высокого» в сборнике «Старшая Эдда». В ней Высокий (он же Один) рассказывает, как, пронзив копьем свое тело, он приносит себя в жертву себе же. Любое сакральное жертвоприношение происходит в центре мира, поэтому девять дней и ночей Один висит на ветвях мирового древа Иггдрасиля. По истечении этого срока бог падает на землю и получает магические руны:

Знаю, висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей, пронзенный копьем, посвященный Одину, в жертву себе же, на дереве том, чьи корни сокрыты в недрах неведомых. Никто не питал, никто не поил меня, взирал я на землю, поднял я руны, стеная их поднял — и с древа рухнул.

Продолжающееся развитие взглядов Фрейда

Было высказано предположение, что в последнее десятилетие жизни Фрейда его взгляд на влечение к смерти несколько изменился, и «акцент был сделан на проявлениях влечения к смерти. наружу

«.[41] Учитывая «повсеместное распространение неэротической агрессивности и деструктивности», он писал в 1930 году: «Поэтому я придерживаюсь той точки зрения, что склонность к агрессии — это изначальная самосуществующая инстинктивная предрасположенность человека».[42]

В 1933 году он признал свою первоначальную формулировку влечения к смерти «невероятностью наших предположений». Действительно, странный инстинкт, направленный на разрушение собственного органического дома! ».[43] Более того, он писал, что «наша гипотеза состоит в том, что существует два существенно различных класса инстинктов: сексуальные инстинкты, понимаемые в самом широком смысле — Эрос, если вы предпочитаете это название, — и агрессивные инстинкты, цель которых — разрушение».[44] В 1937 году он зашел так далеко, что в частном порядке предположил, что «у нас должна быть четкая схематическая картина, если мы предположим, что изначально, в начале жизни, все либидо было направлено внутрь, а вся агрессивность — вовне».[45] В своих последних произведениях это было противопоставление «двух основных инстинктов, Эрос

и
деструктивный инстинкт
… наши два первобытных инстинкта,
Эрос
и
деструктивность
,[46] на котором он делал упор. Тем не менее, его вера в «инстинкт смерти … [как] возврат к более раннему состоянию … в неорганическое состояние»[47] продолжалось до конца.

Возможная направленность мортидо

Мортидо – это энергия, которая направляется на созидание путем сублимации, если речь идет о высокоразвитой личности. Если же индивид недостаточно развит, то эта сила направляется против него. Он начинает разрушать себя в психологическом отношении, а затем может возникнуть и психосоматика. Мортидо – это сила, несущая разрушительный характер. Она имеет значение, противоположное либидо. Если речь идет о направленности энергии вовне – это гнев, раздражение, агрессия, стремление разрушить все вокруг. Если человек перенаправляет эту энергию в трансформационное русло – то это сильное желание достичь высокой цели, сублимация в великие дела.

Аналитический прием

Как иронично заметил Фрейд в 1930 году, «предположение о существовании инстинкта смерти или разрушения встретило сопротивление даже в аналитических кругах».[48] Действительно, Эрнест Джонс прокомментировал бы За пределами принципа удовольствия

что эта книга не только «проявила смелость предположений, которая была уникальна для всех его сочинений», но была «еще более примечательна тем, что была единственной книгой Фрейда, не получившей большого признания со стороны его последователей».[49]

Отто Фенихель в своем кратком обзоре первых полувека фрейдизма пришел к выводу, что «факты, на которых Фрейд основал свою концепцию инстинкта смерти, никоим образом не требуют предположения … об истинном инстинкте саморазрушения».[50]Хайнц Хартманн задать тон для эго психология когда он «предпочел … обойтись без другого, в основном биологически ориентированного набора гипотез Фрейда о« инстинктах жизни »и« инстинктах смерти »».[51] в теория объектных отношений, среди независимых групп «наиболее распространенным отрицанием было отвратительное понятие инстинкта смерти».[52] В самом деле, «для большинства аналитиков идея Фрейда о примитивном стремлении к смерти, о первичном мазохизме… была омрачена проблемами».[53]

Тем не менее, эта концепция защищалась, расширялась и продвигалась некоторыми аналитиками, в основном теми, кто имел непосредственное отношение к психоаналитическому мейнстриму; в то время как среди более ортодоксальных, возможно, из «тех, кто, в отличие от большинства других аналитиков, серьезно относится к учению Фрейда о влечении к смерти, К. Р. Эйсслер был наиболее убедительным — или наименее неубедительным».[54]

Мелани Кляйн и ее ближайшие последователи считали, что «младенец с рождения подвержен тревоге, вызванной врожденной полярностью инстинктов — непосредственным конфликтом между инстинктом жизни и инстинктом смерти»;[2] и кляйнианцы действительно построили большую часть своей теории раннего детства на отклонении последнего вовне. «Это отклонение инстинкта смерти, описанное Фрейдом, с точки зрения Мелани Кляйн, состоит частично из проекции, частично из преобразования инстинкта смерти в агрессию».[2]

Французский психоаналитик Жак Лакансо своей стороны, осудил «отказ принять этот кульминационный момент учения Фрейда … теми, кто проводит свой анализ на основе концепции эго

… инстинкт смерти, загадку которого Фрейд предлагал нам на пике своего опыта «.[55] Характерно, что он подчеркивал лингвистические аспекты влечения к смерти: «символ заменяет смерть, чтобы овладеть первым набуханием жизни … Следовательно, больше нет необходимости прибегать к устаревшему понятию изначального мазохизма. чтобы понять причину повторяющихся игр в … его
Форт!
и в его
Да!
.»[56]

Эрик Берн тоже с гордостью провозгласил бы, что он, «помимо повторения и подтверждения общепринятых наблюдений Фрейда, также верит в то же самое, что и он, в отношении инстинкта смерти и всепроникающего принуждение к повторению».[57]

Для двадцати первого века, «смерть диск сегодня … остается весьма спорной теория для многих психоаналитиков … [почти] столько же мнений, поскольку есть психоаналитики».[58]

Концептуальное противопоставление Фрейда смерти и влечений эроса в человеческой психике было применено Уолтером А. Дэвисом в работе. Исчезновение: историчность, Хиросима и трагический императив

[59] и
Царство Смерти: Американская Психея с 9/11.
[60] Дэвис описал социальную реакцию как на Хиросиму, так и на 9/11 с фрейдистской точки зрения силы смерти. Если они сознательно не возьмут на себя ответственность за ущерб от этих реакций, Дэвис утверждает, что американцы будут их повторять.

Кодекс чести: самоубийство как долг

Если в европейской христианской культуре существует жесткий запрет на самоубийство, то, например, в синтоизме в Японии подобного никогда не было. По представлениям христиан, тело человека принадлежит сотворившему его Богу, и, лишая себя жизни, человек идет против его воли и совершает грех. В Японии же считалось, что тело человека принадлежит его родителям или господину и своим телом он должен им служить. Харакири, или сэппуку, — способ ритуального самоубийства, принятый среди самураев в Средние века и практиковавшийся до 20 века.

Тело самурая принадлежит его даймё (князю), поэтому сэппуку — это элемент властных отношений, отношений между сувереном и вассалом.

Поэтому ритуальное самоубийство практиковали, если сам господин приговаривал подчиненного к подобной казни. Если же самурая оклеветали, обвинив в предательстве, он мог прибегнуть к харакири, чтобы доказать таким образом свою невиновность и верность даймё.

Этот способ самоубийства представляет собой процедуру вспарывания живота, крайне болезненную и мучительную. Японцы считали, что живот является самой важной частью тела, в которой находится жизненный центр организма. Во время харакири человек эту жизненную силу ликвидировал.

Сэппуку совершали при множестве свидетелей, причем над самоубийцей стоял кайсяку — воин, который после совершения смертельного ритуала должен был отрубить самураю голову, дабы никто не видел искаженное от боли лицо погибшего.

В японском обществе подобная казнь считалась почетной, это была привилегия исключительно самураев . Во-первых, человек лишал себя жизни сам, а не принимал смерть от руки другого. Во-вторых, подобные мучения — это испытание, которое самурай проходит с достоинством, умирая с честью. Если человека приговаривали к сэппуку, его семья не подвергалась гонениям, сохраняла свою фамилию и имущество.

Самоубийством можно было выразить преданность не только в Японии. Самосожжение вдовы после смерти мужа — обычное дело для многих древних индоевропейских обществ. В Древней Руси была традиция сжигать с телом хозяина его рабыню. Одно из наставлений Одина в «Речах Высокого» гласит: «Хвали жен на костре». В индуизме существует легенда о богине Сати, которая стала женой бога Шивы вопреки желанию своего отца. Отец Сати Дакша собрал богов на яджну — жертвоприношение, но не пригласил Шиву, демонстрируя таким образом свое отношение к браку дочери. Оскорбленная Сати, не стерпев унижения, бросилась в священный огонь и сгорела.

Ритуал самосожжения вдовы получил свое название по имени этой индийской богини, он символизирует безоговорочную преданность женщины своему супругу, и доказывает ее добродетель.

В Индии обряд сожжения вдов практикуется не везде. Индийское общество по-прежнему поделено на касты, и не все они поощряют столь жестокое избавление от вдов, поэтому здесь имеет значение социальное происхождение женщины. Обряд сати по большей части укоренился там, где существует запрет на повторное замужество, в высших кастах и среди тех, кто претендует на повышение социального статуса, например, в штате Раджастхан и некоторых округах штата Уттар-Прадеш. Считается, что подобный выбор женщина должна делать добровольно, однако не исключено, что община оказывала на вдову давление.

Поскольку в Индии замуж девочку готовы выдать уже в 6 лет, а разница в возрасте с мужем могла оказаться огромной, нередко случалось, что супруг умирал раньше. Индийская традиция предписывает вдове остричь волосы, снять нарядную одежду и облачиться в белое. Отныне ей не дозволено участвовать в празднованиях и есть она будет строго ограниченное количество еды в день. Семья могла отказаться от нее, и нередко вдовы были вынуждены спать на голой земле и просить милостыню.

Альтернатива такой жизни виделась одна, и с точки зрения индийской женщины она кажется многообещающей, ведь праведной жене при повторном рождении может посчастливиться шагнуть сразу через несколько ступенек инкарнации.

Верующие индусы считают, что воля, ведущая вдову на костер, — это деяние богини Сати и в самой женщине в этот момент воплощается богиня.

Еще в 1829 г. британские колониальные власти приняли закон, согласно которому самоубийство стало считаться преступлением. После этого самосожжения вдов вроде бы прекратились, но тем не менее подобное могло случаться и в 20 веке.

Одно из самых известных самосожжений в современном мире — случай в 1987 году с 18-летней Руп Канвар, муж которой умер от аппендицита спустя всего 8 месяцев после свадьбы. На следующий день Руп, одетая в свой свадебный наряд, бросилась в погребальный костер своего супруга. Прибывшая полиция арестовала и опросила около сотни свидетелей, подозревая, что на девушку надавили родственники ее мужа. В прессе появились статьи, осуждающие этот анахронизм и его сторонников, цитировавших в его защиту древние тексты. Индийское правительство отреагировало быстро и сурово: новый закон грозил пожизненным тюремным заключением или смертной казнью за подстрекательство к совершению сати.

Рекомендации

1. Эрик Берн, Что вы скажете после того, как поздороваетесь?
   (Лондон, 1975) стр. 399-400.
2. ^ абc
   Ханна Сигал,
   Знакомство с творчеством Мелани Кляйн
   (Лондон, 1964), стр. 12.
3. Шпильрейн, Сабина (Апрель 1994). «Разрушение как причина возникновения». Журнал аналитической психологии
   .
   39
   (2): 155–186. Дои:10.1111 / j.1465-5922.1994.00155.x.Бесплатное pdf полное эссе В архиве 2016-03-06 в Wayback Machine Психоаналитическим обществом Аризоны.
4. Шпильрейн, Сабина (1995). «Разрушение как причина становления». Психоанализ и современная мысль
   .
   18
   (1): 85–118.
5. Шпильрейн, Сабина (1912). «Die Destruktion как Ursache des Werdens
   «.
   Jahrbuch für Psychoanalytische und Psychopathologische Forschungen
   (на немецком).
   IV
   : 465–503.
6. Зигмунд Фрейд, «По ту сторону принципа удовольствия» в О метапсихологии
   (Миддлсекс, 1987), стр. 316.
7. См. Случаи появления «погоня за смертью» и из «драйв смерти».
8. Джонс, Эрнест (1957) [1953]. Жизнь и творчество Зигмунда Фрейда. Том 3
   . Нью-Йорк: Базовые книги. п. 273. Немного странно, что сам Фрейд никогда, кроме разговоров, никогда не использовал термин для обозначения инстинкта смерти
   Танатос
   , который с тех пор стал настолько популярным. Сначала он без разбора употреблял термины «инстинкт смерти» и «деструктивный инстинкт», чередуя их, но в своем разговоре с Эйнштейном о войне он сделал различие, что первое направлено против личности, а второе, производное от него, есть направлен наружу. Стекель в 1909 году использовал слово Танатос для обозначения желания смерти, но именно Федерн ввел его в нынешний контекст.
9. Лапланш, Жан; Понталис, Жан-Бертран (2018) [1973]. «Танатос». Язык психоанализа
   . Абингдон-он-Темз: Рутледж. ISBN 978-0-429-92124-7 .
10. Зигмунд Фрейд, «Эго и ид», в О метапсихологии
    (Миддлсекс, 1987), стр. 380.
11. Отто Фенихель, Психоаналитическая теория неврозов
    , (Лондон, 1946), стр. 12.
12. Лапланш, Жан; Понталис, Жан-Бертран (2018) [1973]. «Инстинкт (или драйв).»
13. Нагера, Умберто, изд. (2014) [1970]. «Инстинкт и драйв (стр. 19 и далее)». Основные психоаналитические концепции теории инстинктов
    . Абингдон-он-Темз: Рутледж. ISBN 978-1-317-67045-2 .
14. Четыре фундаментальных концепции психоанализа
    . W.W. Нортон. ISBN 9780393317756 .
15. Фрейд, «По ту сторону принципа удовольствия», стр. 275.
16. Фрейд, «За гранью», с. 282.
17. Фрейд, «За гранью», с. 285.
18. Кларк, Роберт (24 октября 2005 г.). «Принуждение к повторению». Литературная энциклопедия
    . Получено 15 марта, 2022.
19. Фрейд, «Beyond» p. 288.
20. Фрейд, «Beyond» p. 294 и стр. 292.
21. Фрейд, «За гранью», с. 294.
22. Шустер, Аарон (2016). Проблема с удовольствием. Делез и психоанализ
    . Кембридж, Массачусетс: MIT Press. п.. ISBN 978-0-262-52859-7 .
23. Фрейд, «За гранью», с. 295.
24. Фрейд, «За гранью», с. 308.
25. Фрейд, «Beyond», стр. 316 и 322.
26. Фрейд, «За гранью», с. 311.
27. Фрейд, «За гранью», с. 328.
28. Фрейд, «За гранью», с. 334.
29. Фрейд, «Эго / Идентификатор», с. 381.
30. Фрейд, «Экономическая проблема мазохизма» в О метапсихологии
    , п. 418.
31. Зигмунд Фрейд, «Цивилизация и ее недовольство», в Цивилизация, общество и религия
    (Миддлсекс, 1987), стр. 311.
32. Шопенгауэр, Артур (2008). Мир как воля и представление
    . Перевод Ричарда Э. Акилы и Дэвида Каруса. Нью-Йорк: Лонгман.
33. Цитируется у Питера Гая, Фрейд: жизнь для нашего времени
    (Лондон, 1989), стр. 391.
34. Эрнест Джонс, Жизнь и творчество Зигмунда Фрейда
    (Лондон, 1964), стр. 508.
35. Зигмунд Фрейд, Новые вводные лекции по психоанализу
    (Лондон, 1991), стр. 140-1.
36. Фрейд, Новый
    , п. 141.
37. Фрейд, Цивилизация
    С. 310 и 313.
38. Фрейд, «Почему война?» в Цивилизация
    , п. 358.
39. Фрейд, Цивилизация
    , п. 316.
40. Жак Лакан, Ecrits: Подборка
    (Лондон, 1997), стр. 69.
41. Альберт Диксон, «Введение редактора», Цивилизация
    , п. 249.
42. Фрейд, Цивилизация
    , стр. 311 и 313.
43. Фрейд, Новый
    , п. 139.
44. Фрейд, Новый
    , п. 136.
45. Фрейд, цитируемый Диксоном, Цивилизация
    , п. 249.
46. Зигмунд Фрейд, Стандартная версия
    т. xxiii (Лондон, 1964), стр. 148 и 246.
47. Фрейд, SE
    , xxiii, pp. 148-9.
48. Фрейд, Цивилизация
    , п. 310.
49. Джонс, Жизнь
    , п. 505.
50. Отто Фенихель, Психоаналитическая теория неврозов
    (Лондон, 1946), стр. 60.
51. Цитируется в Gay, Фрейд
    , стр. 402-3н.
52. Ричард Аппиньянези, изд., Представляем Мелани Кляйн
    (Кембридж, 2006), стр. 157.
53. Гей, Фрейд
    , п. 402.
54. Гей, стр. 768.
55. Лакан, Ecrits
    , п. 101.
56. Лакан, Ecrits
    С. 124 и 103.
57. Эрик Берн, Что вы скажете после того, как поздороваетесь?
    (Лондон, 1975) стр. 399-400.
58. Жан-Мишель Кинодос, Чтение Фрейда
    (Лондон, 2005), стр. 193.
59. Дэвис, Уолтер А. (2001). Дерацинация; Историчность, Хиросима и трагический императив
    . Олбани: Государственный университет Нью-Йорка. ISBN 978-0-79144834-2 .
60. Дэвис, Уолтер А. (2006). Королевство грез смерти
    . Лондон: Pluto Press. ISBN 978-0-74532468-5 .

Отрывок, характеризующий Мортидо

– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte. Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ. – Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur , – проговорила она другому. – Comme on voit l’homme de la bonne compagnie , – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью. Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся. – Переходите сюда, chere Helene, – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка. Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! – говорил каждый, кто ее видел. Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой. – Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, сказал он, наклоняя с улыбкой голову. Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола. – Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.

дальнейшее чтение

• Отто Фенихель, «Критика инстинкта смерти» (1935), в Сборник статей
  , 1-я серия (1953), 363-72.
• К. Р. Эйсслер, «Влечение к смерти, амбивалентность и нарциссизм», Психоаналитическое исследование ребенка
  , XXVI (1971), 25-78.
• Роб Уэзерилл, Влечение к смерти: новая жизнь мертвого объекта?
  (1999).
• Никлас Хэджбек, Влечение к смерти: почему общества самоуничтожаются
  Гаудиум; Репринтное издание. (2020). ISBN 978-1592110346.